Кнут и пряник

Что лучше, что хуже -- кнут или пряник? На такие вопросы нельзя ответить без уточнения. Лучше вообще или хуже вообще не имеют смысла. Надо спросить для кого, для чего что-то хорошo или плохo. Мое поколение жило главным образом под кнутом партии и зависящих от нее органов. Кнут может ударить больно, и в каком-то смысле боль более реальна, чем ее противоположность, по крайней мере сладость. Одной из причин сокрушения советского строя была его неспособность дать людям пряники, которые своей сладостью могли бы соревноваться с болью, причиняемою властью. Нам сильно недоставало сладости, наслаждения, всего, что вызывает позитивные эмоции. Это конечно плохо в эмоциональном плане и наверно имеет негативное влияние на психику вообще. Мы жили под постоянным, хотя изменяющимся в интенсивности стрессом. Стресс сильно снизился после смерти Сталина. Но о стрессе мы знаем, что стресс иногда полезен для нас, иногда нет. Стресс мобилизует организм, стимулирует иммунную систему, подготавливает нас для активных действий. И вполне нормально спросить, не был ли кнут советской жизни, советского строя иногда именно таким стимулирующим кнутом. Тогда следует и спросить, не может ли пряник, жизнь в обществе благополучия тоже иметь некоторое негативное влияние на нашу психофизиологию, иногда даже более вредную, чем боль, страдание. Вопросы те сложны и я не могу на них ответить ни сейчас ни наверняка вообще. Но иногда мне кажется, что для более полного развития творческого потенциала человека ему нужно вырасти, жить в не очень благоприятной среде, иметь опыт не только пряника, но и кнута. Конечно, кнута не до серьезно травмирующей, сокрушающей степени. Но может быть, что именно кнут, не только авторитарность и строгость режима, но и его неспособность дать нам многие элементарные блага, была именно тем источником умеренного стресса, мобилизующего наш интеллект, наши творческие способности. Доказать это непросто, но на то возможно указывают научные и артистические достижения людей, выросших под этим советским кнутом-стрессом. Иногда они могли проявляться и в советской среде, как например семиотика или эстонская поэзия шестидесятых-семидесятых годов прошлого века. Иногда они проявляются в полной мере лишь в более открытой, свободной среде, где люди, выросшие под кнутом, в неблагоприятных условиях, нередко достигают вершин в многих областях, как например в точных науках, особенно в физике и в математике. Бывшие советские ученые имеют невероятно большой успех на Западе.

Интересно то, что в искусстве кнут намного сильнее пряника. В пряничных западных обществах художники и писатели создают все более агрессивные, шокирующие книги, картины, фильмы, как будто идя навстречу нашей потребности в кнуте. В эту категорию попадает и популярный триллер финской писательницы Софи Оксанен, которая почерпнула материал для своего horor-story в недавней истории Эстонии. Если читать книгу как триллер, книга неплохая, написанная по давним правилам такой литературы. Но ее книгу никак невозможно принять за реалистическое описание жизни в Эстонии во второй половине ХХ столетия. Как и романы лауреатов Сталинской премии, иногда очень хорошо написанные, нельзя принять за реалистические описания советской действительности.

Удивляются, почему я не пишу в моем блоге по-эстонски. Об этом я уже коротко писал тут же. Я человек без настоящего родного языка, родной язык моей семьи -- выруский -- был подавлен и отчасти уничтожен языковой политикой эстонских властей, а официальный эстонский слишком далек и от того эстонского, на котором говорили у нас дома. И нынешние тенденции развития эстонского языка превращают его все больше в некий евро-эсторанто, которое мне совершенно чуждо. Официальный эстонский развивался под сильным влиянием нашего варианта русского футуризма, идеологии, провозглашающей изжившими свой век народные языки, которые следует коренным образом перестроить в цивилизованные. Такой перестройкой моего родного языка и занимались несколько поколений различных деятелей, часто самоучек, и результатом их деятельности стало это евро-эсторанто. Поэтому я все чаще пытаюсь пользоваться языками, не перестроенными лингвистами-футуристами, языками, которыми неплохо, но к сожалению и не в совершенстве, владею.